Как это ни странно, но псу понравились последовавшие за его напрыгом события. Более того, нечто вроде этого он и ожидал, если не сказать жаждал. Конечно, ощущение ожога на прижавшей жертву лапе было не ахти приятным, однако, оно с лихвой компенсировалось утроившимся азартом от принявшей весьма неожиданный разворот игры. Оказавшаяся не такой-то уж простой жертвой ящерица, ничуть не побоявшись боли и отказавшись признавать своё поражение, лишь сбросила хвост, после чего моментально заняв более высокую, и следовательно выгодную, позицию, плюнула некой субстанцией в собаку, как раз отвлекшуюся на «окаменение» пострадавшей лапы. Но деканов фамильяр тоже не лыком был шит. Не теша себя ложной надеждой избежать встречи с летящим в него сгустком чрезвычайно неприятной на вид гадости пёс, видавший на войне штуки и похуже этой, только и успел, что пригнуться, от чего попадание «лавового плевка» пришлось прямо на сверток с книгами, повязанный на спине, изготовившейся к прыжку собаки.
«Облом да?»- телепатически усмехнулся пёс, даже не чувствуя, как за выдерживающим и не такие повреждения бронеджемпером, разъевшая дыру в плаще саламандрова слюна начинает потихонечку опалять запрошенную хозяином литературу. Задорный полурык и фамильяр Добрыни Муромского закладывая головокружительный вираж на случай повторных плевательств со стороны противника срывается в направлении настрыной ящерицы, с целью окончательно прижать ту окаменевшей лапой.
«Ну давай! ДАВАЙ! УКЛОНИСЬ! УБЕГАЙ! ПЛЮЙ ЕЩЁ РАЗ! ПРЯЧЬСЯ! ЭТО ЖЕ ТАК ВЕСЕЛО!»
…
..
.
А в это время хозяин разыгравшегося не на шутку суперпса, досадно морщась от передавшихся по связи с приживалой неприятных ощущений, выжидал, пока уже его «жертва» узнает в нём если не таинственного расхитителя библиотек, то хотя бы работника (читай, раба) колыбели, после чего должна была начаться уже его, Добрыни Муромского, игра.
- Я... Наверное...- кицунэ явно была растеряна и наверное смущена таким появлением, что в принципе было куда лучше рефлекторно запущенного в его сторону фаербола или чего-то в этом роде. Стараясь не делать лишних движений, способных повернуть пока не закрепившееся перевоплощение вспять, архонт, сконцентрировавшись на контроле за своим обликом, позволил себе выпрямиться в полный рост, что было в принципе удобне, по скольку так чертова абы как повязанная на голое тело занавеска не грозила соскальзыванием.
Так уж сложилось, что Добрыня не мог видеть свою собеседницу, однако, ему вполне хватало воспоминаний о примененном на ней «взгляде василиска», чтобы попробовать представить, как могли бы выглядеть заигравшие на её лице выражения сначала испуга, потом изумления и наконец озарения. И пускай эти фантазии имели все шансы в полной мере не соответствовать действительности, это было лучше, чем ничего. Прикрыв практически незрячие глаза от мешающих работе воображения молний, декан с нагловатой усмешкой не предпринимал никаких действий способных подтолкнуть отчего-то затянувшееся опознание к и без того казалось бы очевидному выводу. Впрочем, девушке они по-видимому и не шипко-то были и нужны.
- Вы! Профессор...Муромский...
– Так точно, только не профессор, но в остальном всё верно- в добавок к своим словам Добрыня кивнул подтверждая правильность высказанной догадки.
-Так это вы? Вы воруете мои книги? Но...Но зачем?...Глазам своим не верю...Я...А вы...И как вам не стыдно?
Поняв, что шифроваться дальше не имеет смысла и отчеканив по обложке изъятой книги весьма замысловатый ритм, архонт с видом девицы, чья невинность только что была растоптана матросами, вывел руки из-за спины демонстративно вертя в них якобы свидетельствующую против него улику.
- Я… ворую?- в его голосе было не столько возмущение сколько удивление. Задумавшийся над подобной оценкой его действий, декан действительно не рассматривал их, как нечто такое чего стоит стыдиться. А потому ему ничуть не требовалось прибегать к притворству, чтобы показать призывающей к его совести кицунэ насколько ему непонятна суть её претензий. Но не успел он и слова вставить в ответ на это казалось бы совершенно нелепейщее обвинениние, как тут же ему пришлось выслушать несколько резковатое требование приструнить своего фамильяра, рискующего своим поведением разочаровать отдельно взятую лисицу во всём собачьем роде. «Интересно, а смогла бы она высказать всё это оставь я себе истинный облик?» Вопрос хороший, но в сложившейся обстановке его выяснение было бы не очень уместным. Даже такой чурбан в отношении всего что касалось мира смертных, как Добрыня Муромский осознавал это, по так и сквозившему в голосе девушки раздражению, а потому все размышления на эту тему тут же переключились на вещи более насущие, а именно опасность якобы грозящая здоровью его питомца.
- Не уверен, стоит ли вам беспокоиться о его шкуре… - честно пытаясь представить себе ящерицу способную забороть летающего пса-мага, пробормотал архонт, ничуть не стремившийся намекнуть собеседнице, что это малость не её дело. Ему не казалось, что чья-либо порука за то, что осталось на теле пса после Рагнарока хоть сколечко-нибудь повлияет на его действия. Тем более Добрыня чувствовал, что сейчас его фамильяру было хорошо, что в последние годы случалось увы нечасто. Он, получал от этой игры то, чего не всегда мог получить от хозяина. Прервать пса означило отказать ему в возможности выплеснуть накопившуюся за время работы с учениками-спиногрызами усталость. И в то же время перед ним стоял некто требующий от него прекратить произвол приживалы, что в принципе тоже имело вполне весомые основания, поскольку не надо быть гением дедуктивого метода, чтобы понять, что этот «некто» является хозяином, для время от времени разыгрывающей из себя верблюда рептилии.
И тут, уже сделавший вдох и изготовившийся к ответу, архонт, упёрся в самую сложную для него проблему- проблему выбора, решение которой не могло прийти вот так сразу. Не было чёткой определенности в том какой поступок будет правильным, вследствие чего не было и той самой опоры необходимой, чтобы собравшись с духом жестко осадить заигравшегося меньшого брата или наоборот в довольно-таки резкой форме дать понять кицуне, что она может думать о собаках что ей только вздумается, однако, на ход игры это никак не повлияет. И всё это страсть как раздражало декана до зуда в клыках нелюбившего такие вот двоякие решения.
Удручённо выдохнув, Добрыня с ну очень уж озадаченным видом, чуть наклонив голову почесал затылок. Тщетно попытавшиссь прийти к решению проблемы самостоятельно, без чьего-либо участия, он ещё больше запутался между любовью и преданностью к своему фамильяру и всем тем урывкам хорошего тона и базовых правил поведения в обществе смертных, что ему удалось понять и принять.
Ничуть не отдавая себе отчета в том, насколько легко по его лицу просматриваюется мучающие его сомнения, архонт только и сумел, что явно растягивая время настолько насколько это вообще возможно попытаться если не направить разговор в другое русло, то хотя бы дать псу лишнюю минуту поиграться. К его счастью кицуне сама же подкинула ему возможность урвать лишние секунды своим извинением, от чего Добрыня не сдержав облегченного выдоха не примянул воспользоваться подвернувшемся ему шансом.
- Ну тапок лучше чем плазмоид... значительно лучше- на всякий случай повторил декан, намекая на то, что это не просто слова, но и весьма неприятные опыт.- К тому же это чуть ли не самое безобидное из того чем швыряли в мою сторону при виде меня… эммм… настоящего.
Не буду врать, что не думал, о том, что мой вид напугает вас, однако, делать этого я правда не хотел. Обычно я стараюсь зайти к смертным за спину и предупредить о том, что не причиню им вреда и чтобы они приготовились к тому, что увидят обернувшись. Но в этот раз видимо не судьба. «Как говорят солдаты: «Дерьмо случается»».
Ну вот, собственно говоря, на этом декан считал инцидент исчерпанным. Ничего кроме тени сожаления о том, что не удалось сделать всё, как запланировано. И уж тем более никаких ответных извинений, как бы должных быть привиденными хотя бы из приличия или вежливости. Никаких попыток проявить сочувствия аля «представляю каково вам пришлось обнаружить эдакую образину за спиной». Никакого «Я-то сначала подумал, что вы в обморок от испуга шмякнитесь, однако, как погляжу вы не из робкого десятка». Не стоило ждать от Добрыни, что он хотя бы попытается поставить себя на место кицунэ, поскольку даже при всём желании он бы не смог сделать это.
- Кстати говоря, мы не знакомы...- внезапно додумавшись до ещё одного «повода отвлечься», как ни в чём ни бывало, добавил просиявший архонт, в то время к его пёс продолжал преследовать саламадру на всякий случай давая ей чуть-чуть форы, чтобы игра не закончилась слишком быстро.- или знакомы, но наверное заочно, и в одностороннем порядке, поскольку вы-то меня сразу узнали, а вот я…- на какое-то время Добрыня прервался, резко вдохнув носом воздух и чуть повернув голову в сторону кицунэ, одежда которой слега зашевелилась от резонирующей в ней пыли, да и не только одежда. Пыль была ведь не только на ней, но и на коже и на волосах, от чего девица вполне могла ощутить весьма неприятный зуд. Но только архонту в очередной раз попытавшемуся составить её максимально полный портрет было об этом совершенно неизвестно, поскольку сам себя он таким образом никогда не «сканил» с того самого дня, как он ослеп. Увы, все эти старания оказались напрасны, а потому не «увидев»-унюхав-услышав ничего нового декан продолжил- … я вас по-видимому раньше не в-с-т-р-е-ч-а-л.- последнее слово Муромский намеренно затянул пытаясь придумать как бы ещё растянуть эту тему, чтобы сразу за последовавшим знакомством не нарваться на очередное напоминание о нерешенной проблеме с собаками. Каждое последующее слово он тянул по слогам, действительно пытаясь сообразить кто перед ним, однако, нельзя сказать, что эти рассуждения способствовали какому-либо выводу- Ммм… у-че-ни-ки у-же съе-ха-ли, да и не по-ве-рю я, что кто-ни-будь из них до-бро-воль-но ночь-ю за кни-га-ми по-шел. Знааачит. Преподаватель? Или персонал. Или постороннее лицо, коим запрещено находится на территории школы. Боюсь если последнее, то мне придётся сопроводить вас до комнаты охраны, где вам придется дать кое-какие пояснения.
Последнее заявление отнюдь не было очередной попыткой добавить играющему псу ещё чуть-чуть времени. Это было вполне обоснованное логикой предположение, которое ни в коем случае нельзя было списывать со счетов. Пытаясь добавить хоть что-нибудь Добрыня попытался дословно припомнить всё, что ему довелось услышать от данной особы и это довольно-таки неожиданно принесло некий результат. Беззлобно нахмурившись, архонт в очередной раз выбив по корешку книги на ходу сочиняемый ритм добавил- И почему это вы заявляете, что это ВАШИ книги? Не думал, что в этом измерении хоть кто-нибудь имеет право на подобное заявление… неправильно это… сооовсем неправильно.