Больно. Знаете, а ведь это ужасно больно каждый раз, ощущая нестерпимое жжение в старых ранах, от которого хочется лезть на стену, видеть перед глазами статичные картинки из своего прошлого. Одна сцена сменяет другую. Медленно, отрывисто, словно плохая и дешевая анимация. Новая сцена, новые ощущения, новый шрам, новая боль. Казалось бы, сколько уже лет прошло, можно было бы забыть, выкинуть из головы, вычеркнуть из памяти, сделать все что угодно, но… раны от горьких воспоминаний слишком тяжелые, слишком глубокие и до сих пор сильно кровоточащие. Одному с этим не справиться, одному от этого наваждения не убежать и не скрыться. И он это прекрасно понимал, понимал как никто другой. Но вот только просить помощи не у кого.
Чарльз шел размеренным медленным шагом, изредка оглядываясь, словно проверяя, идет ли за ним его сегодняшний гость, или же он все-таки решил сбежать, спасаясь от столь опасного существа, которое уже не раз приносило в жизнь одного брюнета разрушение и хаос. Смешно, но все происходило по воле случая. Наверное, где-то глубоко в душе ему было стыдно за все произошедшее. Но разум твердил одно лишь неутешительное «он сам виноват», так и не сумев пробиться сквозь высокую стену гордости. Тихо вздохнув, архонт отвернулся, поворачивая в один из длинных, но, не смотря на поздний час, освещенных коридоров Колыбели. Он шел, молча, передвигался тихо и плавно, словно повторяя томные и слегка ленивые движения своей родной стихии во время полного штиля, с одной только целью: не спугнуть своего ночного и такого долгожданного гостя. Раны снова открылись, снова болят, но на этот раз архонт не смог справиться с ними самостоятельно. Это проклятье было сильнее, намного сильнее его мастерства и каждое движение отзывалось по всему телу волнами нарастающей боли, жжения. Но блондин не привык делиться с кем-то своими переживаниями и чувствами, а потому старался скрыться за маской непоколебимости и духовной силы. Всего лишь царапины. Маленький царапины, с которыми маг воды не в силах справиться. «Какой абсурд... Сир, ты до ужаса смешон и нелеп»
Дубовая дверь приоткрывается, впуская в свою обитель двух мужчин, затем быстро, с легким скрипом и стуком закрываясь за их спинами. Открывшееся помещение как обычно встретило его хозяина своим приветливым полумраком, и едва заметным, подрагивающим светом от включенной настольной лампы. В комнате декана царил относительный порядок. Относительный только потому, что на рабочем столе валялось множество бумаг, пишущих ручек и прочей канцелярской ереси, поверх которых лежали несколько совиных перьев и фантик от конфеты. «Решил не дожидаться своего хозяина?», тихо фыркнул про себя мужчина, не обнаружив более следов совенка в комнате. Отойдя в сторону, пропуская мужчину из небольшого коридора в спальню, которая была очень часто по совместительству и гостиной, жестом указывая верное направление.
- Проходите, док – спокойно произнес своим привычным, слегка хрипловатым голосом, едва заметно улыбаясь уголками губ, отдаваясь во власть каких-то непонятных рефлексов. В конце концов, он сам сюда позвал лекаря, отказываясь спускаться в медпункт, более не в силах терпеть боль, которая, словно жгучий яд, разливается ручьями по всему телу. А если пригласил сам, то нужно вести себя вежливо, словно заботливый хозяин, стараясь не спугнуть свою… жертву? Да, в какой-то степени Чарльз ощущал себя охотником. Ему выдался прекрасный случай вновь завладеть тем, кто по праву должен принадлежать ему одному, и он не может упустить свой шанс. Не должен. Действуя предельно аккуратно, стараясь не терять голову, не поддаваться эмоциям, которые переполняли его. Негативные эмоции, связанные с болью и воспоминаниями. «Почему?», пронеслось в его голове. «Почему каждый раз одно и то же? Почему каждая встреча должна начинаться именно так?», архонт вздрогнул от резкой боли, пронзившей его тело, тихо зашипев, словно разъяренный кот. Да, он зол, предельно зол, стараясь маскировать свою злость под безразличие и спокойствие. Бессмысленно, не правда ли?
Подойдя к кровати, преподаватель, словно и не замечая никого, начал неторопливо скидывать с себя жилетку, затем расстегивая пуговицы на рубашке. В голове заиграла музыка. Быстрый венский вальс. Наверное, именно так должен был закончиться бал. Стоило только понять его. Того, кто без спроса ворвался в его мысли, называя господином. Стоило раньше понять, вспомнить про маски, прислушаться к голосу разума. Архонт недовольно прикусил нижнюю губу, едва ли не прокусив ее до крови. Последняя пуговица расстегнута, мягкая ткань рубашки скользит по плечам, а затем отправляясь вслед за жилеткой. Полностью оголив торс, преподаватель сел на край кровати, поднимая взгляд звериных глаз на мужчину, стоящего рядом.
- Вы так и будете стоять? Я, кажется, сказал, что не собираюсь трогать вас. – Томно выдохнул архонт, склонив голову на бок, прикрывая половину лица белоснежными волосами. - Или же вас так не прельщает перспектива перестать видеть с помощью вот этого маленького недоразумения? – кивок в сторону птицы, сидящей на плече вивенди. И хищная усмешка. Срывается. Опять. Нервно и едва заметно вздрагивая от боли, зверея все больше.

Тихое шуршание простыни за спиной и частое, достаточно громкое и беспокойное дыхание. Стоит только прикрыть глаза, как в воображении вырисовываются отдаленные от реальности образы. Можно назвать это помешательством, безумием, и еще сотнями других эпитетов, но смысл происходящего ничуть не поменяется. С ним всегда так. Слепое потакание своим желаниям, призрачные оправдания самого себя, которые принимаются за святую и единственно верную истину. И все в крайности, доходя до абсурда и последующего желания провалиться под землю, чтобы навсегда забыть о своем позоре перед самим же собой. «Если бы он действительно знал все положение дел, стал бы точно так же шарахаться от меня, как от самой Смерти?», немой вопрос застывает на лице мужчины на считанные секунды, пока он, переодевшись, бросил короткий и оценивающий взгляд на врача, а затем снова сменяется привычным безразличием. Забитый, испуганный, отчаявшийся и нерешительный. Ничто не меняется даже спустя десятки лет. И как же это раздражало.
– Меня все устраивает. Я не хочу ничего менять. – Резко отозвался брюнет, достойно изображая уверенность и непоколебимость. Но все равно недостаточно. Стихийный дух слишком долго наблюдал за различными живыми существами, словно за лабораторными крысами, и научился видеть и понимать больше, чем до него хотят или пытаются донести. Чарльз лукаво улыбнулся уголками губ, поднимая голову, устремив взгляд в потолок, не желая поворачиваться и смотреть на мужчину. Гораздо удобнее воспринимать его точно так же как он сам воспринимает мир. Не глядя. – Когда человек доходит до состояния «меня все устраивает, и я не хочу ничего менять», смело можно сказать, что он уже мертв. Все мы вечно чем-то недовольны, ищем чего-то лучшего, пускай даже чего-то незначительного, что и заставляет нас продолжать существование. Не обманывайте хотя бы самого себя, Доктор. – Спокойно и монотонно декламировал дух, в своей привычной манере, слегка растягивая гласные, словно не торопясь продолжать мысль, наслаждаясь каждым сказанным словом, по привычке коротко и совершенно не эмоционально усмехаясь.
«Ему наверняка доставляет удовольствие выводить меня из себя», подумал архонт, услышав следующее:
- …Но это лучше, чем всю оставшуюся жизнь проваляться у вас в ногах. – В голосе брюнета слышится едва ощутимое пренебрежение. «Брезгуете даже перекинуться со мной парой фраз?»
- Смельчак… - едва слышно, одними губами произнес блондин, скорее самому себе, нежели брюнету. – Это печально, если вы видите в банальном «услуга за услугу» какой-то потаенный смысл, который обязательно ударит по вашему самолюбию. – Короткая усмешка, многозначительная пауза, шумный вздох, и боль,… которая сковывает тело. Боль, которая не дает сказать ни слова. Боль, которая не дает даже закричать. Лишь спасительно хватаясь за складки простыни, с силой сжимая ее, до боли в суставах, до легкого хруста пальцев. Мгновение и перед глазами предстает давно и тщательно забытая картина. Кажется, идет война. Кажется, силы не равны. Крики боли, унижения, отчаянья и глухой, едва слышный зов о помощи, эхом пронесшийся сквозь поле боя. Секунда и предательский удар летит в спину, отдаваясь волной жгучей, липкой и неприятной боли по всему телу. Архонт слишком хорошо помнит это. Это чувство, словно медленно и мучительно сгораешь заживо. Клетки тела одна за другой гибнут, разрушаются ткани, костлявая рука самой Смерти смыкается на горле, играючи сжимая пальцы, словно проверяя свою жертву на прочность, не зная: забрать ли душу с собой, или оставить гнить в этом теле…
Резко и шумно выдохнув, Чарльз резко пришел в себя только из-за того, что неосознанно, чтобы не закричать, прикусил губу до крови. Маленькая красная капелька стекает по подбородку и падает на руку, оставляя бордовую дорожку на бледной молочной коже. Лекарь слишком хорошо и удачно прочувствовал место боли, сосредотачиваясь именно на нем. Кажется, блондину должно стать легче, но нет, от подобной процедуры ему становится только хуже. Никто не захотел бы вспоминать или вновь пережить такое.
- Простите, но я не смогу вам помочь. Я не способен справиться с подобными ранами. – Сбивчивый шепот над ухом окончательно возвращает Чарльза из глубин его воспоминаний, обратно в реальность. «И без того знаю. Я все прекрасно знаю. Ни десятки людей до него, ни десятки после не смогут ничего исправить. Это словно какая-то неизлечимая болезнь, вроде тех, про которые я читал на Земле. Можно только отсрочить неизбежное и притупить боль. Я все понимаю, но этого мне не достаточно, чтобы держать себя в руках»
- Хватит, прекратите. – Холодно и резко произнес блондин, резко поворачиваясь, легко толкая мужчину в плечо. Сорвался. Снова. Ничто не меняется спустя десятилетия. – А что вообще в ваших силах, Док? Залечить царапины я и сам могу, и надо же, для этого Колыбели понадобился отдельный лекарь. – Пренебрежительно протянул мужчина, не скрывая ядовитых ноток издевки в голосе. И его совершенно не смущало то, что он изначально не надеялся на то, что Алан сможет его вылечить. Просто Мур коснулся самого больного, тщательно скрытого, забытого и стертого из памяти. А такое не прощается. Взгляд звериных голубых глаз буквально насквозь сверлил мужчину. Он ненавидит. И это единственное искреннее его чувство. Да, он ненавидел своего последнего хозяина за его дерзость, самоуверенность и высокомерие, и это сводило его с ума. «Ну же…», архонт придвинулся немного ближе к вивенди, хищно и издевательски улыбаясь. – Видимо ваше существование действительно бессмысленно… - хриплый и тихий шепот, разрывая напряженную тишину.

- Но я хотя бы не такой бесчувственный ублюдок, как вы! – Слегка дрожащий голос, практически срывающийся на крик, не хватило лишь нескольких ноток. В этом голосе отзывается все, абсолютно все, что чувствовал брюнет, и это было прекрасно. Чарльз практически с самого начала своего существования заметил в себе нездоровый интерес к живым существам именно со стороны их психологии, реакций на окружающий мир, испытываемых эмоций и чувств. Наблюдая за другими, он всегда оставался беспристрастным, поглощенным своим собственным безумием, которое практически полностью уничтожило все человеческое, оставляя лишь хищную натуру дикого зверя на цепи, ограничиваемую лишь призрачными рамками приличия и интересом. Да, именно таковым он и являлся, именно таким его и научили быть, именно такое существование доставляло ему максимальное удовольствие. Слепое потакание собственным, зачастую  извращенным, желаниям, неспособность опомниться, отказать и остановить себя, когда переступил черту допустимого, дьявольский азарт, риск и кровь, разливающаяся по всему телу безумным ручьем. Наверное, это заставляло архонта двигаться дальше, вновь и вновь покидая родное измерение ради этих ощущений. Наверное, именно этого ему временами не хватало во время очередного коротко затишья. Наверное, поэтому он становился одержимым, срываясь на первом, кто дал повод.
- Да что вы вообще сделали за свою гребаную вечность? – Архонт злобно усмехнулся, услышав эти слова, устремив взгляд своих звериных глаз на вивенди, пристально наблюдая за его действиями. Испуганный вид лекаря забавлял стихийного духа. Сейчас брюнет упорно напоминал ему бездомного испуганного котенка, в страхе забившегося в уголок своего маленького домика, чтобы переждать опасность, которая поджидала его рядом, стоило только высунуть нос из своего убежища. – Как это мило. Чувствуете себя героем, борцом за справедливость, представителем сил добра, безапелляционно причислив меня к представителям вселенского зла? Не думаю что такому испуганному котенку как вы, стоит знать, что именно я сделал за свою вечность, как вы выразились. – Архонт потянулся рукой к мужчине, кончиками пальцев зарываясь в спутанные и слегка всклоченные черные волосы, издевательски улыбаясь и заводя несколько выбившихся прядей ему за ухо. Однако долго молчать декан не мог. Ему нравилось такое состояние лекаря. Безумно нравилось наблюдать за ним, за переменами в его состоянии, отчаянными попытками казаться смелым и непоколебимым, демонстрируя остатки своей духовной силы, которая медленно увядала в присутствии стихийного духа. - Я защищал родную стихию. Точнее народ, объединенный ею. Убивая предателей, защищая ослабевших магов, прикрывая своего хозяина, выступая в роли пушечного мяса на передовой, подставляясь под разрушающий все живое огонь, не имея права отступить и задуматься о своей безопасности. Меня нельзя ни в чем упрекнуть, я всегда исправно исполнял условия контракта и обучался тому, чему меня действительно хотели обучить. – Высокомерно протянул мужчина, с легкой тенью пренебрежения, как будто от каждого сказанного им слова его начинало тошнить. От воспоминаний о столетней войне и первых ее годах, к горлу подступил неприятный комок, дыхание перехватило, и голову пронзила острая боль. – У каждого свое добро, свои взгляды, свои принципы и вы не вправе судить меня лишь по своему предвзятому мнению. – Недовольно прошипел мужчина, оскалив свои звериные клыки, хищно облизывая их и придвигаясь все ближе к мужчине, испуганно вжавшемуся в изголовье кровати. «Сам виноват», безостановочно звучало в голове архонта. «Он сам виноват, что вызывал своими действиями только мой праведный гнев. Не неприязнь, не антипатию, а именно слепую ярость. Он сам виноват в том, что продолжает это делать. Я ничего не могу с собой сделать», самая приятная и самая удачная отговорка. Он ничего не может с собой сделать. За столько лет он привык потакать всем своим желаниям, слепо подчиняясь им, словно какой-то капризный ребенок. Нет другого выхода, кроме как подчинить человека себе, полностью растоптав его прошлую личность. Ему так и самому будет спокойнее.
«Чем ты послушнее, тем меньше травм получишь,… кажется, благодаря моим стараниям это правило Алан частично усвоил». Подумал мужчина, удивленно наблюдая за тем, как под бессмысленные выпады, лекарь скинул с себя халат, откидывая его в сторону, и лег на кровать, зажмуриваясь и едва заметно содрогаясь всем телом, демонстрируя свою подготовленность к любым мукам, которые только мог придумать Чарльз. Наблюдая подобную картину, дух судорожно сглотнул, едва заметно вздрогнув всем телом. Наверное, впервые в жизни он видел живое существо, которое до такой степени боялось его. Панически, с примесью паранойи, отчаянья, и ненависти. Да, в невидящих глазах вивенди читалась ненависть к архонту и всему, что могло бы быть с ним связано. Наверное, именно чтобы избежать каких-то напоминаний о духе стихии воды он и подался в школу. Но кто бы мог подумать, что судьба будет так жестока к бедному лекарю…
- Откройте глаза и заткните свою птицу. У меня на них аллергия. – Тихо и хрипловато прошептал архонт, почти у самого уха мужчины, намеренно растягивая гласные, нагло ухмыляясь, нависая над брюнетом, упираясь руками в кровать. Эта маска настолько сильно въелась в его лицо, что он просто не мог вести себя по-другому, даже если очень сильно захотел бы. Время – жестокая штука. Едва слышно прошептав какое-то замысловатое заклинание, архонт лишь частично снял некогда наложенное на лекаря проклятье. Теперь он снова мог видеть своими глазами, различая тусклые цвета этого мира, но этот эффект даже сам архонт мог продержать не так долго как хотелось бы, а снять проклятье полностью – совершенно не выход. Тогда у декана пропадет повод вновь и вновь разговаривать, подходить и прикасаться к врачу. – Как я и обещал – услуга за услугу. – Надменно протянул мужчина, стараясь как можно дружелюбнее улыбаться, делая вид, что даже не слышал последних реплик лекаря. Кончиками пальцев блондин мягко, едва касаясь, провел по скуле вивенди, смотря на него, не отрывая завороженного взгляда. Так близко. Слишком близко. «Просто посмотри на меня своим истинным взглядом, просто посмотри…» - На что вы готовы пойти чтобы уйти отсюда живым? – Слова сами срываются с губ, на лице играет заинтересованная ухмылка, в глазах блестит хитрость и только в голове ужасающим эхом звучит одно единственное «Зачем?»

Ни слова. Ни слова больше. Хватит. Слова только все портят, вновь и вновь срываясь с губ, безжалостно разбивая вдребезги хрупкую атмосферу, едва успевшую сформироваться в комнате декана. Нет, так больше нельзя. Немая сцена немого кино, самого выразительного и эмоционального. Чарльзу нравилось, определенно нравилось. Он поймал себя на глупой мысли, что сейчас ему доставляет удовольствие все, что связано с брюнетом. Его гнев, его страх, его отчаянье, едва уловимые жесты, взгляды, все настолько яркое, запоминающееся, что невозможно оторвать заинтересованный взгляд звериных глаз, невозможно скрыть восхищение, невозможно закрыться от него глубоко в себе, как обычно, по привычке. Он здесь, он рядом, такой живой и яркий, можно без труда дотронуться до спутанных, достаточно длинных для мужчины волос, цвета воронового крыла. Можно легко коснуться бледной кожи, плавно обводя мягкие и плавные черты лица, на мгновение, цепляясь за подбородок, и так же быстро отнимая руку. Он здесь, он рядом. Он не тот наглый и хамоватый брюнет, к которому невозможно было подступиться. Он не призрачная иллюзия и жалкая пародия. Нет, он настоящий. Он тот, о ком брюнет думал на протяжении многих лет. Иногда так хотелось просто так повернуть время вспять, вновь увидеть красивые голубые глаза, в которых можно было с легкостью прочитать все, о чем брюнет не хотел рассказывать вслух. Иногда так хотелось просто вернуть этого наглого и самоуверенного мальчишку, чтобы посмотреть: а что же могло бы быть, если бы ситуация была немного другой, чтобы просто оказаться рядом, чтобы просто прикоснуться. Прямо как сейчас. Чарльз и сам не заметил, как все мысли улетучились из головы, все насущные проблемы отошли на задний план, жгучая боль больше не разливалась ядом по телу, а гнев сменился глубоким спокойствием. Но что-то было не так. Это противное чувство, оседающее неприятным комком в горле. А все эти испуганные глаза, впервые за много лет увидевшие мир таким, каким он есть на самом деле, во всех его красках. Этот пронизывающий взгляд, от которого у архонта перехватило дыхание, еще немного и задохнется. Чужие руки робко обвивают шею, заставляя блондина едва заметно вздрогнуть всем телом, слишком бурно реагируя на такие внезапные действия, но в то же время чертовски приятные прикосновения, пускай и сделанные, как одолжение, как что-то необходимое, чтобы выжить. Едва заметная усмешка скользнула по лицу стихийного духа, слишком явно отдавая внутренним безумием, раскрывая его истинную сущность дикого зверя, опьяненного свободой. «Не смей… отворачиваться… от меня…», чужим, грубым голосом звучит в голове блондина, как будто это не его мысли, как будто это не он сам, как будто все это происходит совсем не с ним. Чужое горячее дыхание безжалостно обжигает кожу на шее, а тихие стоны отзываются в голове сладостным эхом. Тело прижимается почти вплотную, так, что, если прислушаться, можно услышать ритм чужого бешено колотящегося сердца и ощутить приятное тепло; а пальцы, словно дразнясь, легко скользят вдоль позвоночника, заставляя хищника немного прогнуться в спине, слепо подчиняясь каким-то невиданным инстинктам. Он мало кому позволял приближаться настолько близко, что совсем забыл, как сильно может снести крышу от простых прикосновений. Но все равно, по-прежнему что-то не так.
- Не сдерживайтесь. Рвите мое тело в клочья, только позвольте в последний раз увидеть звезды. – Слабым эхом раздается в голове знакомый голос, отчаянно прорывающийся сквозь слабый ментальный блок, без особого труда ломая его. Расслабился. Голова гудит, в ушах звон, ни один звук не различается, кроме громкого дыхания и стука сердца. «Звезды,… неужели ты все еще думаешь, что я хочу причинить тебе былую боль?», Чарльз недовольно прикусил губу, зажмуриваясь. Он будет помнить всегда ту боль, которую причинил ему стихийный дух, и это невозможно исправить. Его маленький мир, которым он жил до встречи с архонтом, разбит, и блондин не в силах найти его осколки. Остается только…
Стараясь не делать резких движений, мужчина отстранился от вивенди, осторожно потянув того за руку, помогая подняться, прекрасно понимая, что у последнего возможно сильное головокружение от нахлынувших разом ощущений. Он мог ошибаться, но все равно это казалось логичным. Спустя пару минут все в той же тишине, не нарушенной ни единым лишним словом, сказанным по неосторожности вслух, двое мужчин оказались у большого окна. Жестом, указав на множество мерцающих огоньков возле практически полной луны, на ясном ночном небе, мужчина коротко улыбнулся уголками губ, мысленно радуясь, что брюнет сейчас никак не может рассмотреть его глупое выражение лица. Остановившись за спиной вивенди, буквально в полушаге от него, Чарльз судорожно сглотнул. Тепло чужого тела, приятный запах, едва уловимая взглядом дрожь то ли от внутреннего восторга, то ли от страха и волнения, все это, сочетаясь в одном человеке, сводило стихийного духа с ума, прочь отбрасывая все рамки, оставляя лишь легкий осадок приятного, опьяняющего безумия. И как же это ему чертовски нравилось. Прикрыв глаза, мужчина подступил ближе, сводя на нет дистанцию, отдаляющую их друг от друга. Ловкие пальцы невесомо касаются мягкой кожи на шее, легко скользя вдоль невидимой линии, спускаясь к вороту черно-розового свитера, слегка оттягивая его, открывая взгляду молочно-белую кожу и линию ключиц. Не желая останавливаться, всем телом прижимаясь к вивенди, свободной рукой архонт ненавязчиво приобнял его за талию, пальцами собирая в кулак тонкий свитер, словно пытаясь разорвать его в клочья, бесстыдно оголяя стройное тело мужчины. Но что-то его останавливает, и он вновь прикрывает глаза, немного наклоняя голову, обжигая горячим дыханием шею, облизывая вконец пересохшие губы, легко касаясь кончиком языка нежной кожи, поднимаясь немного выше и ощутимо прикусывая мочку уха, довольно порыкивая, словно зверь. Руки ловко забираются под свитер, лаская каждый сантиметр кожи, очерчивая аккуратные линии стройного тела. Пальцы цепляются за немного колющуюся ткань, практически разрывая ее. В ушах звенит, в голове пустота, не слышно никаких протестов и почему-то совсем не хочется останавливаться…

«…вот бы это не заканчивалось», глупым, детским голосом звучит в голове и губы слегка растягиваются в призрачной улыбке, которая тут же исчезает с лица, возвращая былую непроницаемость. Да, иногда можно сильно устать даже от самого себя. От своего вечного притворства, дешевой игры на публику, и не менее дешевых спектаклей, в которые превращается любая встреча с любым живым и разумным существом. Иногда устаешь жить по привычке. Иногда устаешь от однообразной вечности, которая преследует тебя и нагло усмехается. Иногда хочется сделать что-то безумное, что-то из ряда вон выходящее, что-то совершенно не свойственное, что-то, что никак нельзя связать со своей эгоистичной, упертой и неэмоциональной личностью. Но почему-то такие решения всегда пресекаются, даже не сумев и на сотую часть реализоваться, какими-то несущественными мелочами. Брошенная вскользь фраза, неосторожное действие, многозначительный взгляд, или что-то подобное. «Зачем тебе нужно все портить?»
- Но… мы же оба мужчины. – Этого Чарльз никогда не понимал. Подобные бредовые мысли закрадывались в голову не только людям, но и более развитым расам, что не могло не удивлять архонта, предки которого всегда игнорировали половую принадлежность, считая, что страсть, влечение и любовь не должны чем-то ограничиваться, вроде глупых предрассудков. И это было для стихийных духов чем-то само собой разумеющимся. Молча мотнув головой, мужчина предпочел ничего не отвечать, сохраняя эту прекраснейшую тишину, нарушаемую лишь шорохом одежды, чужим частым дыханием, вздохами и хрипами, продолжая ненавязчиво ласкать податливое тело, слегка нарушая дистанцию, слегка перегибая палку, слегка забываясь, погрузившись в свои размышления и мысли, но наслаждаясь прекрасным моментом в полной мере. Чего нельзя было сказать о вивенди.
Вот бы это не заканчивалось.
Мужчина коротко усмехнулся своим мыслям, даже не успев заметить, когда это он стал таким наивным дураком. Пускай даже в своих мыслях. Такому существу как он – не положено жить в свое удовольствие, а поэтому все хорошее заканчивалось всегда слишком быстро, не успев даже начаться. У архонта слегка дрогнули руки, опустившись почти, что к самому низу живота врача, машинально оглаживая, лаская нежную, молочно-белую кожу.
Легкий толчок и вот декан вынужден отступить на шаг назад, отпуская мужчину, отдаляясь от тепла чужого тела, не сразу в полной мере понимая сложившуюся ситуацию, не осознавая случившегося. А следовало бы…
Наблюдая за действиями врача, архонт постепенно приходил в себя. Рассудок снова становился ясным, былая задумчивость и расслабленность вмиг испарились, давая дорогу былому хладнокровию и ледяной жестокости, цинизму. Вместе с тем, наблюдая и, плюс ко всему, выслушивая чужие мысли вперемешку со своими, архонт вновь впал в просто неконтролируемую ярость.
- Значит, вот чего вы на самом деле хотите от меня.… - Язвительно протянул мужчина, хищно оскалившись в клыкастой улыбке, проводя кончиком языка, по своим слегка пересохшим губам. Цепкие пальцы цепляются за шиворот свитера мужчины, ощутимо оттягивая его, заставляя вивенди выпрямиться в полный рост, вставая перед окном в своем достаточно бесстыдном виде. Пальцы свободной руки смыкаются на горле лекаря, не сильно, максимально сдерживая и контролируя себя, чтобы не доставить своей жертве сильного дискомфорта, раньше времени, если уж ему так захотелось. Одним легким движением декан подтолкнул лекаря к окну, практически вжимая его в холодное стекло. – Значит, вы хотите, чтобы я был с вами груб? Вам это нравится? Вас это заводит, возбуждает и доставляет удовольствие? – Чарльз издевательски усмехнулся, тихо и томно шепча на ухо мужчине слова, которые сами срывались с губ, совершенно неконтролируемо. «Если ему так нравится выводить меня из себя, то он получит то, что хочет и даже больше», стихийный дух тихо засмеялся, немного сильнее сжимая пальцы на горле мужчины, снимая напряжение с голосовых связок, возвращая Алану способность разговаривать. Да, именно этого сейчас не хватало. Декану так хотелось услышать умоляющие нотки в голосе брюнета, услышать его приглушенные стоны, хрипы, мольбы и невнятное бормотание. Заставить его выгибаться дугой в объятьях, слепо поддаваясь инстинктам, неосознанно прося продолжить, прося ласки. «Забавно,… наверное, это действительно доставляет ему удовольствие. Не смотря ни на что, подобные желания я могу контролировать, и я бы не стал совершать подобное насилие над личностью. У всех есть свои принципы и свои табу, которые нельзя нарушать. Но разве я виноват в том, что его желания совершенно другие, и именно этим он сводит меня с ума,… чертов идиот»
- Меня достало ваше молчание, Док. Я хочу слышать ваш истинный голос. – Злобный рык и угрожающее шипение. Мужчина наклонился практически к самому уху, невольно касаясь губами мочки, обжигая горячим дыханием кожу, с нескрываемым наслаждением наблюдая за реакцией брюнета, пытающегося вырваться из крепких объятий архонта, поддаваясь инстинктам и рефлексам. «Все мы подобны животным. И мы так же делимся на охотников и их жертв. Как жаль, что вы мне не ответите, и мне никогда не узнать: каково это быть жертвой и как с этим свыкнуться?», короткая усмешка пробежала по губам мужчины. Уставившись на размытое отражение двух тел в окне, архонт беззвучно хохотнул. Ненадолго отстранившись,  Чарльз вцепился в свитер вивенди, бесцеремонно и грубо снимая его, откидывая куда-то в сторону. – У вас просто прекрасное тело, Алан. Ну же. Скажите мне. Скажите вслух. Скажите, что вы хотите меня здесь и сейчас. – Рука мужчины медленно скользит вниз по торсу, мучительно медленно оглаживая пресс, останавливаясь внизу живота, дразнящими движениями лаская, не торопясь переступить грань дозволенного. Второй рукой стихийный дух зарылся в слегка спутанные волосы на затылке брюнета, ощутимо оттягивая, заставляя беднягу немного запрокинуть назад голову. – Но будьте искренним со мной, доктор. Как в те прекрасные несколько минут назад, когда вы не смогли сдержать своих чувств, а иначе мне придется вновь причинить вам былую боль. Вы ведь не хотите этого. И кто бы мог подумать, что за таким тихим и невзрачным доктором скрывается такой… – Тихий, издевательский смешок и оборванная на полуслове фраза, которую архонт специально не договорил, завершая свою реплику сильным, хищным укусом в шею, практически до крови прикусывая тонкую кожу, оставляя своеобразную метку, собственнический след. «Все идет так, как должно… нет окольных путей, хитрого решения, есть только один путь и одна концовка»